Константин Захаров, чем-то неуловимо похожий на своего отца — главного возмутителя спокойствия на белорусском хоккейном пространстве — имеет на интервью всего 40 минут. Затем ему надо хватать ноги в руки и ехать за сестрой, у которой в этот день выпускной. “Она не простит, если меня там не будет”, — Константин Михайлович широко улыбается и становится похожим на Михал Михалыча еще больше. “Задавай любые вопросы — я отвечу на них с максимальной искренностью”, — говорит Костя и заказывает себе правильный, свежевыжатый, апельсиновый сок.
— За этим дело не станет. Думал, ты сам хотел бы ознаменовать свое интервью рядом каких-нибудь громких заявлений. Знаешь, людям нравится, когда человек говорит о том, что происходит на самом деле. Безо всяких там экивоков и туманных намеков.
— Это ты на что намекаешь?
— На знаменитое интервью Сергея Шабанова. Читал?
— Его, по-моему, все уже успели прочитать... Что могу сказать по этому поводу? Мы — свободные люди, и каждый волен выражать свое мнение. У Сергея накипело, и он решил высказаться. Осуждать его не буду, хотя, возможно, это можно было бы сделать и по-другому.
— Это как?
— Не знаю, в такой ситуации не бывал. Но точно так не сделал бы. И это мнение не только мое, но и многих других ребят. Впрочем, как говорится, каждому свое...
— Нетрудно предположить, что лучше всех собственного отца знаешь именно ты. Каков он на самом деле — нелюбимец большой армии белорусских болельщиков Михаил Захаров?
— Во-первых, он очень эмоциональный человек. А во-вторых... Он — мой отец, и понятно, что буду говорить о нем только хорошее. Михал Михалыч всегда говорит то, что думает. В этом есть и плюс, и минус одновременно. Многим это не нравится, и я об этом тоже хорошо знаю. Но отца не переделать: в раздевалке режет правду-матку в лицо.
— Но это вряд ли хорошее качество для тренера. Все спортсмены обладают разными типами темперамента и психологического устройства. Кого-то крик подстегивает, а кого-то лишь выводит из себя и настраивает против тренера.
— Тренер должен к каждому находить подход, но у Михал Михалыча он ко всем одинаковый.
— А как с тобой правильно общаться, чтобы полностью мобилизовать на выполнение задачи?
— Я давно работаю с ним и уже ко всему привык. Новички поначалу чувствуют себя не в своей тарелке, но затем адаптируются. По мне так иногда можно и помягче с ребятами, в принципе все взрослые люди и прекрасно понимают, зачем выходят на площадку.
— Как-то странно ты говоришь об отце в третьем лице — Михал Михалыч.
— Для меня он прежде всего тренер.
— А как у него проявляются отцовские чувства?
— Дает ценные советы. Но это, понятно, не для прессы...
— Самый ценный все ж выдай — глядишь, он поможет молодым хоккеистам, желающим овладеть премудростями профессии.
— Хорошо, Михал Михалыч не устает повторять, что мне, как молодому парню, надо цепляться и не упускать свой шанс. И я стараюсь двигаться вперед.
— Но этот совет, сдается, ты слышишь далеко не первый год, однако дальше “Юности” не продвинулся.
— Раньше плохо слушал. Считал, что сам все знаю и умею.
— А когда тебя осенило, что есть еще немалые просторы для самосовершенствования?
— Наверное, в этом году. Съездил на Олимпиаду и все понял. Люди растут, развиваются, достигают каких-то целей, а я играю в чемпионате Беларуси...
— Хорошо, теперь ты другой. До Овечкина дотянуться сможешь?
— Ни в жизнь. Это — мегазвезда, которая даже в такой хоккейной стране, как Россия, рождается раз в десять лет.
— Как думаешь, а наши НХЛовцы могут когда-нибудь стать в один ряд с этой легендой?
— Миша Грабовский может. Он и по игровым, и по человеческим качествам этого достоин.
— То есть когда Миша дрался с Костицыным-младшим, ты болел за первого...
— В какой-то момент у них эмоции взыграли, но теперь все нормально.
Вообще в жизни надо полагаться на хорошие эмоции и во всем стараться искать позитив. Хотя матч со швейцарцами в Ванкувере до сих пор сидит в памяти. Могли их цепануть... Я после возвращения домой месяц в прострации находился. Сам подумай, после Олимпиады да в чемпионат Беларуси...
— Зато его финиш получился самым ярким и запоминающимся за всю историю отечественного хоккея. Опять-таки благодаря твоему отцу.
— Так и я об этом. Уберите Михаила Захарова, и интерес к хоккею в Беларуси сразу же упадет. Он — та самая харизматичная личность, умеющая делать из простого зрелища шоу, которое стремятся посетить даже те, кто о хоккее раньше и слыхом не слыхивал.
— А как отец переживал давление, которое шло на него со всех сторон? Иногда складывалось впечатление, что вся страна объединилась против Захарова.
— Отец такой человек, что никогда не будет показывать чувства на людях. Он производил впечатление абсолютно непробиваемого, и это, думаю, изрядно бесило его противников.
— А ты давление ощущал?
— На меня оно не распространялось. Хотя, понятное дело, было неприятно, что отцу приходится быть под прицелом такого невероятного количества критиков. Но потом я увидел, как он держится, и тоже успокоился. Старался поддержать его прежде всего своей игрой, и думаю, что мне это удалось. На Олимпиаде, кажется, обедни не испортил.
— Хорошо было бы после этого остаться в “Динамо”, чтобы иметь там практику для сборной.
— Так я ж не против. Выступать в КХЛ в родном Минске — это, как мне кажется, лучший вариант для любого белорусского хоккеиста. Но понятно, что тут не все зависит от меня. Желание-то есть, а как все сложится...
— Слышал, что ты собираешься в “Нефтехимик” к Крикунову.
— Это пока что больше слухи. Но в любом случае я должен выступать в КХЛ, чтобы расти как хоккеист. Хватит, наигрался уже в родной экстралиге.
— А ты сам как считаешь: состав нашего флагмана должны формировать преимущественно доморощенные хоккеисты или легионеры?
— Хороший вопрос. Мне кажется, надо идти по рижскому пути, там иностранцев было всего ничего, а команда запомнилась и игрой, и успехами. Для нас тоже оптимально иметь 5-6 хорошего уровня легионеров, а остальные должны быть своими и наигрываться под сборную.
— А почему лидеры белорусской сборной отнюдь не стремятся в минское “Динамо”? Ведь их зарплаты вполне были бы сопоставимы с теми, которые имели здесь в минувшем сезоне ведущие легионеры.
— Не знаю, об этом надо у руководства спрашивать.
— Кстати, ты сам-то человек для руководителей удобный?
— Да. За всю свою жизнь в хоккее никогда ни с кем не конфликтовал. Всегда старался находить общий язык и с тренерами, и с представителями клуба. Не скажу, что был пай-мальчиком, нарушал режим, но ведь это у всех было...
— Зато по одной позиции ты от коллег заметно отличаешься.
— Это чем?
— До сих пор не женат, хотя возраст по хоккейным меркам не маленький — четверть века как минимум.
— Не встретил, не нашел... В первую очередь в будущей жене хочется увидеть мать моих будущих детей. Кроме того, она должна быть лучшим другом и советчиком, на которого можно во всем положиться. Ну и, конечно, у нее должны быть мозги, чтобы было о чем поговорить, когда придешь с работы.
— Ну а сам-то ты умный, как считаешь?
— Думаю, да. Я на все тему могу общаться.
— Тогда давай о театре поговорим. Когда ты в нем последний раз был?
— Хороший вопрос. Кстати, недавно собирался сходить. Девушка одна приглашала, но я не дошел. Но схожу хотя бы из-за интереса, надо что-то новенькое в жизни находить.
— На каких книжках ты вырос?
— На “Прессболе”. (Смеется.) Я не большой любитель читать, хотя, разумеется, спортивные газеты являются исключением. Больше всего мне нравится кино по DVD смотреть.
— Покритикуй тогда нашу газету. Мы восприимчивы к этому делу.
— Считаю, все нормально. Газета и должна быть со своим мнением, которое можно прочитать и проанализировать.
— И что ты в последний раз анализировал? Какие интересные материалы запомнились?
— Да много чего любопытного пишете. Вот интервью Миши Грабовского понравилось. Правда, не помню какое точно — он же их постоянно дает. Впрочем, они мне все по душе.
— Еще бы! По-моему, он единственный хоккеист, который отзывается о Захарове-старшем исключительно в положительных тонах. Да и про своего друга Захарова-младшего тоже не забывает, одаривая изрядной долей мотивирующих комплиментов.
— Не скрою, такое читать очень приятно. Миша — мой лучший друг. Мы за столько лет даже ни разу не ссорились. Причины не было.
— А если появится? Скажем, девушку не поделите.
— Исключено, у нас разные вкусы. Мне высокие блондинки нравятся с пышными формами, а Мише хрупкие брюнетки.
— Но вкусы с течением жизни могут меняться.
— Все равно ни одна женщина нас не рассорит. Нет на свете ничего дороже мужской дружбы, и мы оба это знаем.
— Тебе, наверное, нелегко будет подругу жизни выбирать. Сам неплохо зарабатываешь, после окончания карьеры можешь в президентской хоккейной команде хоть до пенсии играть с таким-то папой... Лакомый кусочек, откуда ни посмотри.
— В любом случае я не развязен в отношениях с девушками. Не могу так — с одной, второй и третьей одновременно. Если уже встречаться, так встречаться. Думаю, что подобную серьезность буду требовать и от нее. Не интересуют девушки, которые ищут только выгоду в отношениях. Даже если у них будут ноги из ушей расти. Вообще мне нравится ухаживать за девушкой и делать ей приятное.
— Какой самый красивый подарок делал своим любимым?
— Цветы, наверное...
— Маловато романтики. Знаешь, как приятно девушке, когда ради нее молодой человек теряет голову, мчится среди ночи куда-то и преподносит то, что она больше всего хотела бы получить в этот момент.
— Не знаю и знать не хочу. Это лишнее, понты... По-моему, для этого надо как-то уж слишком безумно влюбиться. У меня такого еще не было.
— Почему-то кажется, что твой отец был бы способнее на подобные экстремальности. Обычно дети ведут себе куда более шумно, чем родители, а у вас наоборот...
— Я больше в маму пошел. Она мягкая и спокойная, такая типичная белоруска. А папа родом из Казахстана, может, поэтому он так выделяется из общей массы.
— Иной раз мне тоже кажется, что не хватает нам таких “казахов” — уж больно толерантными иногда выглядят наши спортсмены на международной арене. Не находишь?
— Это есть, иногда надо быть позлее. Как те же канадцы: они россиянам проигрывали на чемпионате мира 0:4 и все равно бились так, что только борта трещали. Хотя на Олимпиаде они сделали все как надо. У русских даже шансов не было — канадцы вышли, запугали, перебили, обыграли.
— А мы в этот — “перебивающий” хоккей играть можем?
— Ну, ты не сравнивай — сколько у них хоккеистов, сколько у нас.
— Поэтому каждый на вес золота. Между тем ты и Вадим Карага, о талантах которого еще Миша Грабовский говорил в одном из интервью, растрачивали дарование зря. Но Захаров, похоже, за голову взялся, а что с Вадиком делать? Давно его видел?
— Давненько ничего не слышал, но он же вроде за Новополоцк играл, нет?..
— М-да, нет чтобы поехать с Мишей к партнеру по молодежной сборной и попытаться вернуть его в большой хоккей...
— Не скажу, что мы были большими приятелями, хотя, конечно, нормально общались. Но вообще-то у Вадика в Новополоцке есть друзья — братья Костицыны...
— Молодец, ловко стрелки перевел... А у тебя есть хоккеисты, к мнению которых всегда готов прислушаться?
— Думаю, со мной многие ребята согласятся — это Руслан Салей. Он столько времени выступал в НХЛ и остался абсолютно нормальным человеком, которые не ставит себя выше даже молодых пацанов, которые только начинают играть за сборную. Приходит первым на тренировку и уходит последним — с Руслана можно пример взять.
— О Занковце что скажешь?
— С Эдуадом Константиновичем мы немного поработали, но я уже успел убедиться в том, что это весьма квалифицированный тренер. Мне нравится, что он не держит себя с игроками высокомерно, знаешь, как бывает, мол, я — бог, а вы — никто. Наоборот, подчеркивает, что мы — одна команда. Когда тренеры стараются держаться наравне с игроками, последним это очень нравится. Мне кажется, так и должно быть. Мы же все профессионалы и понимаем, что в первую очередь результат нужен нам самим.
У Эдуарда Константиновича интересная тренировочная методика, назвал бы ее канадской. Все-таки школа Глена Хэнлона и Бари Смита в питерском СКА не прошла даром. Тренировки вроде и короткие, но такие интенсивные, что уже после часа валишься с ног.
— Ты с Занковцом можешь посоветоваться по какому-нибудь личному вопросу? Например, о блондинках и брюнетках...
— Конечно же нет, мы можем поговорить только о хоккее. Просто друг друга пока еще не очень хорошо знаем, мало работали вместе, но впоследствии почему бы и нет?
— А как думаешь, пошло бы на пользу команде, если бы у тренеров и игроков в принципе не было секретов друг от друга? Стала бы она лучше играть, когда все ее члены испытывали бы друг к другу исключительно теплые и уважительные чувства?
— Несомненно, хотя этого трудно достичь. Нам порой не хватает как раз такого единства, чтобы один за всех и все за одного. Если человек отыграл меньше других, то он не должен ходить с убитым видом, показывая, как его унижают, а принимать все происходящее как должное. Если тренер так решил, значит, ему виднее. Надо думать только том, чем ты лично можешь помочь сборной и от души радоваться успехам партнеров.
— Может, ты еще веришь, как твой друг Грабовский, в то, что сборная Беларуси может стать призером Олимпиады?
— За Игры не скажу, а вот на чемпионате мира войти в тройку при максимальном напряжении сил в принципе возможно. Невероятно трудно, но такая цель манит.
— А стоит ли, Костя, вы и так неплохо зарабатываете в клубах, чтобы убиваться в конце сезона еще и за сборную...
— Ты что, никакие зарплаты не стоят медалей чемпионата мира! Да если мы их выиграем, нас же всю жизнь помнить будут!
— Хочешь, чтобы тебя запомнили в первую очередь как хоккеиста, а не как сына Михаила Захарова?
— Конечно. Если честно, мне не очень-то нравятся эти параллели. Хочется быть самодостаточной личностью.
— Можешь сейчас назвать себя личностью?
— А что такое личность?
— Мне кажется, это человек, который может совершать поступки, не просчитывая наперед все благоприятные для себя последствия. Скорее наоборот, у него все получается.
— Хм... Ну тогда я где-то посерединке буду.
— Усредненная личность? Хороший заголовок, на мой взгляд...
— Не, какой-то он не очень. Надо подумать... Мы этот материал перед выходом все равно же еще читать будем, так что давай Грабовского возьмем, может, он на этот счет чего посоветует. А чего, Мишка — голова...