Главный тренер ЦСКА Сергей Немчинов рассказал о своих первых впечатлениях от начала заокеанской карьеры
— Давайте поговорим о вашем отъезде в Америку в далеком 1991 году. Вы ведь были из первой волны игроков, которые попали за океан. Нетрудно представить, с какими сложностями вы там столкнулись. Что стало главным шоком? — Хочу отметить, что, приехав в Америку, я не остался в пустоте. Все-таки к 1991 году довольно много российских игроков выступали за океаном. И мы обменивались информацией на тех же чемпионатах мира. Спрашивали: а что там за хоккей? А как с бытовыми вопросами? Поэтому я примерно представлял, что меня там ждет.
— Но одно дело слушать, а другое — быть участником.
— Совершенно верно. Вот, допустим, там надо было самостоятельно готовиться к сезону. Сейчас-то мы представляем, о чем идет речь, и не удивляемся, когда хоккеисты сами занимаются, чтобы к первым сборам приехать в идеальной форме. Но я-то приехал из СССР.
— И не понимали, как можно готовиться одному?
— Примерно так. Я приехал в Америку 3 августа, и нас поселили в гостиницу… Вот, кстати, еще одна сложность.
— В чем?
— Да в той же гостинице. Мы там с женой и ребенком провели целый месяц.
— А почему так долго?
— До 3 августа мы были в Америке на подписании контракта, приезжали в офис клуба, решали какие-то проблемы, например, подобрали жилье, но в него можно было вселяться только в сентябре. И мне еще тогда сказали, чтобы я приехал в США пораньше, надо было адаптироваться в стране. Вот и пришлось жить целый месяц в гостинице.
— Неплохо.
— Плюс, не забывайте, мне надо было ездить на тренировки. А тренер по физической подготовке говорил исключительно на английском.
— А вы его не понимали?
— Вообще без малейшего знания языка приехал. Но про это я еще расскажу. Просто вы почувствуйте атмосферу. Семья приехала в чужую страну, в государство с совсем другим менталитетом, надо было как-то интегрироваться. Непростое время.
— А вы могли бы приехать в сентябре? К тренировочному лагерю. Наверное, в СССР можно было с кем-то покататься.
— Мог, конечно. Но в клубе мне дали понять, что я должен быть именно в августе. Причем мне объяснили, что это время как раз пойдет на пользу. "Мы думаем, — говорят, — что за месяц ты как раз и освоишься. В сезон вступишь подготовленным".
— Мудро.
— На самом деле, так и получилось. Этот месяц мне очень многое дал. Я стал общаться с игроками и на площадке, и в жизни. Некоторые меня даже подвозили на тренировку, хотя им было явно не по пути. И на первых сборах меня уже многие знали, хотя я и был новичком.
— В 1991 году в СССР случился путч. Вы как о нем узнали?
— Я как раз после тренировки вернулся. Жена говорит, смотри, по телевизору Москву показывают, танки. А что там происходит, мы не понимали — английского-то не знали. Начали звонить родным, спрашивать, как дела. Очень переживали.
— За кого были в том путче?
— То есть вы хотите спросить, на чьей я был стороне? Ни на чьей. Я был далек от политики и переживал только за своих родных.
— Наверное, на следующей тренировке партнеры смотрели на вас с сочувствием?
— Мне показалось, что они об этом ничего и не слышали. А если и слышали, то ничего не поняли.
— Понятно, что на тренировку вас отвозили, потом привозили. Но вы оставались втроем после работы. И что делали? Не могли же постоянно в номере сидеть.
— И не сидели. Клуб на весь август предоставил нам переводчика. Это был эмигрант из России, который долгое время жил в Америке. И, знаете, у нас были удивительные уроки.
— Расскажите.
— По-английски мы не произносили ни слова. Все время тратили на разговоры об Америке, о ее особенностях. Я рассказывал, какая жизнь в России. И так два раза в неделю. Ни слова по-английски так и не узнал. Через три месяца мы встретились с агентом. Он меня пригласил в кабинет и говорит: «Сережа, напиши-ка несколько слов по-английски». Дал какие-то простые слова, но я даже их не смог написать. Тогда-то и поняли, что клуб связался с аферистом. После этого мне наняли серьезного преподавателя, который занимался плотно, раза три-четыре в неделю.
— Вы приехали с Америку с маленькой дочкой. Ей, наверное, английский дался легче?
— Старшей дочери Наталье было 6 лет, и мы ее отдали в американскую школу. По-английски она совершенно не говорила, но в школу ходила с удовольствием. И дома нам рассказывала какие-то случаи из жизни, описывала какие-то ситуации. Мы с женой поверить не могли, как это все происходит. Не исключено, что дочь что-то выдумывала, но как бы там ни было, через три месяца она заговорила, а сейчас она говорит по-английски даже без акцента.
— В школе по-русски тоже никто не говорил?
— В том-то и дело. Знаете, с кем она там подружилась ближе всего? Со сверстницей из Японии, которую тоже отдали в американскую школу с нулевым знанием английского. Но они как-то находили общий язык, как-то поддерживали диалог. Поначалу нам с женой было страшно, ведь Наталья была среди тех, кто ее совсем не понимает. Но примерно в январе она заговорила по-английски. Все стала понимать гораздо раньше, чем папа с мамой.
— Но вот вы ходили с семьей в ресторан. И?
— И брали с собой разговорник. Но пару раз в смешные ситуации попадали. Приходим в китайский ресторан, заказываем рыбу. Нас что-то спрашивают. Я слышу слово «hot». Да-да, отвечаю, хат-хат. Рассуждаю так: нам предлагают либо сырую рыбу, либо горячую. Хочется горячего. А в данном случае hot означает уровень остроты блюда. А я же два раза сказал «хат». В общем, блюдо даже попробовать было нельзя.
— А еще что за история?
— Да зашли в ресторан, заказали блюда. Нам официант начинает что-то объяснять, а мы не понимаем. Я махнул рукой, неси, говорю, три порции и слушать больше ничего не хочу. Он еще так удивленно посмотрел, особенно на мою шестилетнюю дочку. Приносит порции, а там одной можно роту солдат накормить. Тогда-то я и понял, что он пытался объяснить, что одного блюда нам будет достаточно.
— А когда поняли, что обязательно надо оставлять чаевые?
— Вот про это объяснил мой первый "учитель" из Бруклина. Когда мы с ним говорили, он рассказал об этой особенности. Поначалу очень непривычно было. Раньше с этим не сталкивался. Относился к этому как к унизительной подачке обслуживающему персоналу. Но быстро понял, что в Америке это нормально. Были еще проблемы на заправке. Там своеобразная очередность. Сначала заправляешь, затем идешь оплачивать. Надо еще с маркой бензина определиться.
— Так и приходит опыт заграничной жизни.
— Мы сами стали учиться. Газеты просматривали, искали знакомые слова. Радио слушали. Телевизор смотрели. Я много учился, общаясь с ребятами из команды. В раздевалке приходится говорить, там ты не можешь сидеть молча. Я вот в первый год очень дружил с Яном Эриксоном. Он меня чаще всего и забирал из отеля. Ехать час. Нельзя же все время молчать. Так и заговорил.
— Вот-вот. О чем говорили?
— Сначала, как и водится, о погоде, природе, семье. Потом постепенно находили и другие темы для разговора.
— До драк не доходило?
— Сложное было время, но очень интересное. Понимаете, мне очень хотелось совершенствоваться, как в английском, так и в остальной жизни. Но вот в хоккее как раз все проще было.
— Да это понятно.
— Там адаптация шла гораздо легче. Установку на игру я стал гораздо быстрее понимать: термины-то все знакомые.